Книга полна иронии. Не насмешки, не ехидства, а именно иронии. Если сравнивать с картиной, то я бы сказала, что ирония тут выступает в качестве грунтовки. Сарамаго начинает свое евангелие с описания классического сюжета – распятый Христос, и плачущие женщины у его ног. Мы смотрим на картину и погружаемся в далекое прошлое. Такой симпатичный прием, который часто встречался в детских сказках, но совсем исчез из взрослых книжек.
Все, что попадалось мне до этого на тему евангелий (имеются в виду не канонические варианты, и не статьи на тему «где ошибся Лука», а художественные книжки), с какого-то момента, а чаще сразу, скатывалось на уровень, где все основные персонажи Нового Завета – Иисус, Мария, Иосиф и т.д., превращались в картонные фигурки с одним и тем же постоянным выражением лица. У Сарамаго они похожи на настоящих людей. И может быть впервые в жизни, я поверила в то, что они существовали на самом деле. Они живут в нормальном мире. Где есть праздники, синагоги, обязательства и необходимость зарабатывать на жизнь. И Бог здесь тоже есть, и даже, если он не всегда присутствует лично, в его наличии не приходится сомневаться. Они не святые. Они люди. У них есть желания, страхи, переживания. И это не какие-то особо высокодуховные эмоции, а самые обычные, которые и любому другому плотнику и любой другой женщине свойственны. Скажем так, в первый раз Иосиф и Мария не показались мне только рамкой для.
Например, Иосиф оказывается в ситуации, когда случайным образом узнает о предстоящем (завтрашнем) убиении младенцев до 2-х лет. Как хороший отец, он бросает все, и мчится в свою пещеру, дабы спасти сына. Он прав – вроде бы да, но… Но оказывается, что у него было время предупредить других людей. А он не предупредил. И даже не подумал об этом. И теперь каждую ночь ему снится жуткий сон, в котором он снова и снова приходит убить СВОЕГО сына. И Иосиф просыпается с криком. Бог предупредил Иосифа о готовящемся убийстве, и тем самым сохранил жизнь Иисуса. Но ведь он также легко мог спасти и остальных младенцев. История говорит, что не спас. А значит – не хотел, и виноват в их смерти (впрочем, как и в жизни, с другой стороны). Но ответственность за убийство чувствует на себе Иосиф. Справедливо ли?
Подобных ситуаций в книге достаточно. Где кончается промысел Божий и начинается человеческая ошибка? И может ли ошибаться Бог? И может ли человек судить такие ошибки? И что такое чудо? И как быть с разными богами? И хотел ли Иисус считать себя сыном Божьим? И если человек подобен Богу, то верно ли обратное? И как быть с крестовыми походами, инквизицией и прочими ужасами?
Сарамаго не отвечает на вопросы, и не придумывает новых. Все придумано до него. Он лишь попытался сделать икону реальностью и шагнуть внутрь. И я думаю, у него получилось. В любом случае, написать книгу, которая впитывает тебя, при том, что заранее известен не только конец, но и сюжет в целом, непросто.
Хотя, я, пожалуй, не совсем права в том, что Сарамаго не придумал ничего нового. Может, он и не был первым, но я впервые прочитала это у него. Мысль о том, что Иисус не хотел судьбы, предназначенной ему Богом. И так и не принял этого до конца. У Сарамаго он хотел быть собой, Сыном Человеческим, а не Сыном Божьим, не проводником чужой (пусть даже и Божественной) воли. И оказался в итоге единственным человеком в мире (если принимать тезис о том, что любой человек прежде всего обладает свободой воли, данной ему Богом), этой самой свободы лишенным. Что бы он не делал, его будущее было предопределено.
Меня несколько смутила сцена беседы Иисуса с Богом. Мне показалось, что она несколько упрощает книгу в целом, хотя и расставляет некоторые точки над i.
Что мне не понравилось, так это как прописаны диалоги. Я не знаю, была ли это задумка автора или же трюк издательства, но вряд ли овчина стоила выделки. Каждый раз читатель сам решает, кому и какие слова принадлежат, т.к. все диалоги прописаны в строчку. Непривычно, и неудобно для чтения. Например,
«Бог снова помолчал, давая возможность оценить свое вступление, и продолжал: Вот уж четыре тысячи четыре года, как я стал богом иудеев, а народ этот по природе своей сложный, вздорный, беспокойный, но мы с ним достигли некоего равновесия в наших отношениях, поскольку он принимает меня и будет принимать, насколько способен я провидеть будущее, всерьез. Стало быть, ты доволен? — спросил Иисус. Как сказать: и доволен и нет, а вернее, был бы доволен, если бы не это свойство неуемной моей души, твердящей мне ежедневно: Да уж, отлично ты устроился, после четырех тысячелетий забот и трудов, которые не вознаградить никакими, даже самыми щедрыми и разнообразными жертвами, оставшись богом крошечного народца, живущего в уголке мира, сотворенного тобой со всем, что есть в нем и на нем, — и скажи ка ты мне, сын мой, могу ли я быть доволен, постоянно имея перед глазами это мучительное противоречие? Не знаю, отвечал Иисус, я мир не сотворял, оценить не могу. Оценить не можешь, а помочь — вполне. В чем и чем? Помочь мне распространить и расширить мое влияние, помочь мне стать богом многих и многих иных. Не понимаю. Если ты справишься с той ролью, что отведена тебе по моему замыслу, я совершенно уверен, что лет через пятьсот шестьсот я, одолев с твоей помощью множество препятствий, стану богом не только иудеев, но и тех, кого назовут на греческий манер католиками. А что же это за роль? Роль мученика, сын мой, роль жертвы, ибо ничем лучше нельзя возжечь пламень веры и распространить верование. Медовыми устами произнес Бог слова «мученик» и «жертва», но ледяной холод внезапно пронизал все тело Иисуса, а Бог смотрел на него с загадочным выражением, чем то средним между интересом естествоиспытателя и невольной жалостью. Ты же сказал, что дашь мне власть и славу, пробормотал Иисус, все еще трясясь от озноба. Дам, дам, непременно дам, но, как мы с тобой и договаривались, после твоей смерти. А зачем они мне после смерти? Видишь ли, ты не умрешь в полном смысле слова, поскольку, как мой сын, будешь со мной, при мне или во мне, я пока еще окончательно не решил. Да что это значит — «не умру в полном смысле слова»? Это значит, что тебе до скончания века будут воздавать в храмах и у алтарей такие почести, что — я уже сейчас могу тебе это сказать — в будущем мне придется немного потесниться, ибо люди позабудут меня — первоначального Бога, но это не так важно: малую малость не разделишь, а от большого не убудет».
В общем, это еще одна книга на тему отношений человека и Бога, которая наверняка будет воспринята христианами, как произведение еретическое, но, тем не менее, пищу для размышлений она предоставляет богатую. Для тех, кому интересно иногда задуматься о вечном.
Можно скачать на альдебаране.