Я бы даже сказала, что многое в современной поэзии - это перепевы Бродского. Пусть не по смыслу, но по ритму. Удивительно, вообще говоря. Ведь, подумать если, далеко не самый значительный, не самый талантливый. Довольно нелепый. Местами откровенно злой. Со странными ритмами. А вот, оказался своеобразным эталоном, точкой отсчета нашего взбалмашного времени. Словно перемычка между теми и этими.
Я нежно люблю Бродского в исполнении Козакова. Он как-то удивительно его читал, притом, что читал любимое, знакомое, то, что наизусть помнишь кусками, то самое, что казалось бы вообще невозможно прочитать "правильно", потому что только ты сам и знаешь, как это должно быть. У Козакова получалось. И неважно, что добавлялось к строкам - был ли это саксофон, фортепьяно или просто дымящая трубка, задумчивость и тишина зала. Козаков делал Бродского лучше, пожалуй, чем он есть.
В общем, в мечтах о том, что на Таганке сделали что-то столь же красивое, мы побывали вчера на действе, обозначенном как "моноспектакль с музыкальным сопровождением". Это был ужас. Разный ужас, начавшийся с 15-минутного издевательства над инструментом контрабас, т.к. иначе назвать это терзанье струн нельзя. Вот тогда, видимо, и надо было уходить. Дальше хуже. Невнятная подборка стихов, после которых создается впечатление, что все это - бред Мастера в сумасшедшем доме. Без идеи, без мысли, без души. Вот как прочитать подряд статьи в энциклопедии от Б до Г.
Манера чтения... смесь фальшивой театральности с нотками истеричности. А Бродского надо читать совсем совсем иначе. Надо слышать ритм стиха, да... что и говорить. Как изумительно это делал Козаков в своем "Дуэте для голоса и саксофона" и как ужасно было на Таганке. Вроде Бродского трудно испортить, но они смогли.
А с другой стороны, вот почитайте, отрывки из стихов, прозвучавших в спектакле, и заметьте, это написано почти полвека назад:
Я пришел к Рождеству с пустым карманом.
Издатель тянет с моим романом.
Календарь Москвы заражен Кораном.
Вещи больше, чем их оценки.
Сейчас экономика просто в центре.
Объединяет нас вместо церкви,
объясняет наши поступки.
Шарик обычно стремится в лузу.
(Я, вероятно, терзаю Музу.)
Не Конкуренции, но Союзу
принадлежит прекрасное завтра.
Мне, как поэту, все это чуждо.
Больше: я знаю, что "коемуждо..."
Пишу и вздрагиваю: вот чушь-то,
неужто я против законной власти?
Время спасет, коль они неправы.
Мне хватает скандальной славы.
Но плохая политика портит нравы.
Это уж -- по нашей части!
Так, тоскуя о превосходстве,
как Топтыгин на воеводстве,
я пою вам о производстве.
Буде указанный выше способ
всеми правильно будет понят,
общество лучших сынов нагонит,
факел разума не уронит,
осчастливит любую особь.
Иначе -- верх возьмут телепаты,
буддисты, спириты, препараты,
фрейдисты, неврологи, психопаты.
Кайф, состояние эйфории,
диктовать нам будет свои законы.
Наркоманы прицепят себе погоны.
Шприц повесят вместо иконы
Спасителя и Святой Марии.
Человечество увеличивается в три раза.
В опасности белая раса.
Неизбежно смертоубийство.
Либо нас перережут цветные.
Либо мы их сошлем в иные
миры. Вернемся в свои пивные.
Я не воспитывался на софистах.
Есть что-то дамское в пацифистах.
Но чистых отделять от нечистых --
не наше право, поверьте.
Я не указываю на скрижали.
Цветные нас, бесспорно, прижали.
Но не мы их на свет рожали,
не нам предавать их смерти.
Нынче поклонники оборота
"Религия -- опиум для народа"
поняли, что им дана свобода,
дожили до золотого века.
Как Аристотель на дне колодца,
откуда не ведаю что берется.
Зло существует, чтоб с ним бороться,
а не взвешивать в коромысле.
Всех скорбящих по индивиду,
всех подверженных конъюнктивиту, --
всех к той матери по алфавиту:
демократия в полном смысле!
Иосиф Бродский
14 января 1967